Ч. Айтматов “Плаха”. Феномен творческих неудач в литературе

Филолог, стремясь разобраться в значении термина, обращается к словарям: в словаре Ожегова понятие «неудача» определяется как «отсутствие удачи, неуспех», тогда как успех трактуется как «общественное признание» и «хорошие результаты в деятельности». Таким образом, современные писатели, такие как Б. Акунин, С. Минаев, Т. Устинова и Д. Донцова, известные широкой аудитории и обладающие значительными тиражами своих книг, могут считаться творчески успешными.

Понимание смысла и значения творческих неудач

Для понимания сущности творческой неудачи важно учитывать разные её аспекты: восприятие автора, оценка читателя и историко-хроническая перспектива. Все эти точки зрения имеют свои уникальные критерии оценки. В этом контексте вспоминаются исторические примеры, связанные с творчеством великих писателей.

Дж. Джойс, работая над романом «Поминки по Финнегану», был уверен в понимании своей аудитории. Он заранее приготовился к возможной критике, но не ожидал непонимания со стороны своего ближайшего окружения. Джойс даже создавал пояснительные материалы к своему произведению, однако, несмотря на усилия, его труд не был принят современниками, включая таких авторов, как С. Беккет и У. К. Уильямс, которые выпустили сборник критических эссе на эту тему.

В свою очередь, В. Набоков также не оценивал роман положительно, называя его «не книгой, а остывшим пудингом» и считая «Улисс» слегка переоцененным.

Такого же рода трудности пережил Б. Пастернак с романом «Доктор Живаго». Даже в наше время критики рассматривают этот труд как неудачу: на международном симпозиуме по творчеству Пастернака Борис Парамонов определил роман как «неудачу», несмотря на его мировой успех и высокую самую авторскую самооценку. Пастернак сам утверждал, что «Доктор Живаго» является высшей точкой его работы, тогда как в Советском Союзе роман воспринимался как провал, что подчеркивала, например, Анна Ахматова, указав на влияние Ольги Ивинской на текст.

Негативные мнения о произведении также разделяла широкая аудитория, например, участники интернет-дискуссий выражали сомнение в художественной ценности «Доктора Живаго», подчеркивая, что он не может соперничать с произведениями, содержащими художественные открытия. Многие читатели связывают успех романа с его политической актуальностью на Западе, однако обозначают, что в противовес этому, роман потерял свою художественную значимость с течением времени.

Сравнительные примеры, начиная с критики Белинского в адрес «Повестей Белкина» Пушкина и до более современных писателей, таких как Саша Соколов, подтверждают, что проблема творческой неудачи связана с восприятием, для которого важен культурный опыт читателя. Дмитрий Кузьмин в интервью отмечал, что понимание определенных произведений невозможно без учета контекста, в котором они воспринимаются, указывая на то, что качество и количество прочитанного литературы влияют на восприятие новых текстов.

Чингиз Айтматов “Плаха”

Среди множества произведений, признанных классиками мировой литературы, «Плаха» Ч. Айтматова также вызывает разное восприятие у читателей. Исследование данной работы направлено на выявление стилистических маркеров творческой неудачи в анализе их содержания.

Обсуждение «промахов» автора не умаляет его таланта — «Плаха» по-прежнему радует читателя своими достоинствами. Исследователь М. С. Мискина подчеркивает, что Айтматов с ранних произведений снискал признание у современников, в то время как его труды продолжали вызывать активные обсуждения даже спустя десятилетия. Анализ творчества писателя затрагивает его литературные корни и философские взгляды, раскрывая многогранность его наследия.

Киргизский писатель Чингиз Айтматов умело впитал лучшие традиции русской классической литературы, включая лирическую прозу, заключающую в себе богатый описательный и пейзажный элемент, внимание к деталям, а также ритмическое и интонационное оформление фраз, украшенных тропами, инверсией и звукописью.

На начальной стадии анализа творчества Айтматова критики и литературоведы отмечали, что его произведения стали ярким примером литературного мастерства и внесли значительный вклад в развитие советской многонациональной литературы, обогатив её благодаря межлитературным взаимодействиям. Лучшие образцы его прозы относятся к раннему периоду, включающему такие произведения, как «Прощай, Гульсары», «Белый пароход» и «Пегий пес, бегущий краем моря». Сам писатель выделял 1960—1980-е годы как наиболее продуктивный и яркий этап в своём творчестве.

Лирика прозы Айтматова проявляется в ритмической мелодичности, насыщенности тропами и фольклорными сюжетами, а также в поэтично оформленных названиях. Примером мастерского стиля служит отрывок из повести «Белый пароход»:

Кругом снежные хребты, а посреди гор, поросших зеленым лесом, насколько глаз хватает море плещется...

В начале романа «Плаха» продолжены лучшие традиции русской пейзажной и анималистической прозы, что также подтверждается богатым синтаксисом и детализацией:

Вслед за коротким, легким потеплением погода вскоре неуловимо изменилась...

Работая с различными лексическими пластами, Айтматов демонстрирует глубокое понимание языка другой этнической группы, что стало возможным благодаря культурному сближению народов в СССР. Вопрос о писателях, работающих на русском языке, стал важной темой для филологов.

Стиль романа «Плаха» напоминает прозу Л. Толстого и И. Бунина, его сложные синтаксические конструкции и ритмичность создают особую атмосферу повествования. Например, в одном из своих предложений Айтматов использует обильные однородные члены, эпитеты и уточняющие конструкции, создавая незабываемый ритм.

С момента выхода романа критика проявила разнообразные реакции: специалистам и читателям было сложно определиться с особенностями композиции произведения.

После публикации «Плаха» в 1986 году в «Литературной газете» началась активная дискуссия о его художественных качествах и концепциях. Исследователи, такие как Георгий Гачев, отмечали его полифоничный характер, что требовало диалогического подхода к оценке романа и противоречивых мнений о его достоинствах и недостатках.

Публикация «Плаха» совпала с важными изменениями в литературной и общественной жизни страны. Сложный исторический контекст способствовал появлению произведений, затрагивающих ранее запретные темы, таких как «Пожар» В. Распутина и «Плаха» Айтматова, которые стали символами перестройки.

История принятия романа “Плаха” во времени

На сегодняшний день эти произведения также находятся на переоценке. Дискуссия о литературе конца 1980-х годов, в которой участвовали известные критики, такая как Марина Абашева и Лев Аннинский, показала, что многие работы того периода воспринимались скорее с точки зрения их социальной значимости, чем эстетической ценности. Тем не менее, подчеркнуто, что произведения с высокой художественной ценностью, такие как рассказы В. Распутина и ранние работы других авторов, вероятно, будут сохраняться в литературе дольше, чем менее сильные произведения, как «Пожар» или «Все впереди».

Александр Архангельский утверждает, что романы «Все впереди» Белова и «Пожар» Распутина представляют собой «откровенно плохие» произведения, которые не страдают от недостатка идей, а лишь от своей неестественности и картонности. Например, он критикует «Невозвращенца», чему не место в серьезной литературной дискуссии, говоря, что по качеству это на уровне книг Сергея Минаева, от которого Архангельский не ожидает значительных достижений. В то же время, он высоко оценивает литературу В. Астафьева, выделяя его «Печальный детектив» как живую и неравномерную работу, что соответствует его традиционному стилю написания.

Евгений Ермолин добавляет, что обсуждения романа «Плаха» Айтматова часто сводились к вопросам о целесообразности веры, что, по его мнению, не находило глубокого отражения ни у писателя, ни у его персонажей. Эта книга, хотя и не самой глубокой, отражает духовные ожидания своего времени.

Тем не менее, существует вероятность возвращения к прежнему, может быть, завышенно-пафосному взгляду на роман, как это видно в исследовании Х. Н. Темаевой, где подчеркивается, что произведения Айтматова, учитывая изменения в моральном климате общества, становятся актуальными даже сегодня.

С 1995 года высказано мнение, что Айтматов отклонился от своих традиций, в рамках которых он создавал наивысшие произведения. Это критикуется, хотя его портреты природы в романах, как видно из описания волков, отражают его глубокое понимание её законов: «На панические вопли Акбары в нору просунулся ее волк — Ташчайнар...». Айтматов детально и даже с любовью описывает повадки и облик волков, что свидетельствует о влиянии кочевой культуры и знаний зоотехники.

Произведение получало внимание в учебном процессе, а также вызывало восторженные отзывы. Однако немало читателей отмечали, что часть о жизни Авдия Калистратова выглядит для них неуравновешенной и неинтересной, тогда как история волков выглядит более живой и динамичной. Например, участники интернет-форума «Клуб любителей аудиокниг» отмечают, что первая часть с Калистратовым — «нудятина и фантазмы», а во второй части «всех жалко» — и чабана, и волчицу.

Обычное мнение читателя не всегда соответствует глубокому анализу, но важно, что роман «Плаха» направлен на широкую аудиторию. Филолог С. И. Кормилов высказывает мнение, что Айтматов, даже в своих русскоязычных произведениях, остается прежде всего киргизом, а образ русского героя Авдия Калистратова не удался, так же как и общечеловеческий образ Иисуса Христа.

Проблемы с Авдием начинаются с его вычурного и претенциозного имени и поведения. Его символическое имя содержит черты, связанные с библейскими контекстами и стремлением к праведности, но его поступки кажутся наивными и неэффективными. Упоминание Авдия как «Христа» перегружает роман и сделало бы его более цельным, если бы Айтматов сосредоточился исключительно на волках, что было бы более уместно.

Евангельские мотивы вызывают различные мнения, например, Е. А. Первушина подчеркивает, что такие эпизоды изумили читателей. Сравнения с образом Иисуса Христа по мнению некоторых критикуются как неуместные, и автор затрагивает темы, которые стали для Айтматова чуждыми. Однако поиск нового в литературе неизбежен и является частью его творческого наследия.

Касьянов, исследуя структуру русского романа, утверждает, что эпизоды с Авдием не нужны для завершения основной истории, они лишь размывают ее, создавая неясные ассоциации. Говоря о сцена с Авдием, разрыв между высокими материями и личными переживаниями делает эти моменты неестественными и натужными, что разрыхляет целостность произведения.

В повествовательной зоне, касающейся истории Авдия, наблюдаются те же характеристики — яркость и возвышенность формулировок:

• Авдий вновь вспомнил о тех летних днях и о завершении эпопеи гонцов. И снова мысли о раскаянии оказывались в его уме. Чем больше он размышлял, тем яснее понимал, что раскаяние — это концепция, развивающаяся с жизненным опытом, величина совести, величина, известная только человеку, формируемая и осваиваемая разумом. Раскаиваться могут лишь люди. Это постоянная забота духа о себе. Следовательно, любое наказание — за нарушение или преступление — должно вызывать раскаяние у виновного, иначе это становится аналогом наказания зверя.

Ясно, что такие философские размышления представляют собой голос автора, который авторитетно выражает свои мысли как через персонажа Авдия Каллистратова, так и через повествовательные комментарии, сопутствующие описанию жизни героя. В романе 2006 года «Когда падают горы (Вечная невеста)» главный герой, как и Авдий, журналист с необычным именем Арсен Саманчин, также становится рупором философских и публицистических идей автора.

Паттерны речевых формулировок в романе

Лексико-риторическая составляющая призвана отражать чувства автора по поводу сложностей и трагедии того общественного состояния, в которое страна погрузилась в период перестройки. Однако читатель сталкивается с шаблонными выражениями и речевыми клише, которые неуместны в художественном произведении, стремящемся к лирическому стилю. Ученые уже изучали речевые клише в текстах Т. Толстого, В. Аксенова и В. Войновича, обнаруживая, что такие штампы в прозе Войновича отражают дух времени, а в произведениях Аксенова становятся основой для языковой игры.

Однако исследователи все еще подчеркивают недостаточную изученность этого феномена, называя признаки, такие как

• стабильность элементов,
• четкость их оформления и
• частота использования в небольшом тексте.

Они также выделяют различия между клише и штампами, в том числе недостаточное эстетичное применение выразительных средств языка.

Такие характеристики, как частотность и неуместное использование выразительных средств, присущи стилю романа «Плаха».

Можно выделить штамп "неизбывная забота" - не потребовалось много труда, чтобы найти множество аналогов в разных частях «Плахи»:

• Дурной фарс грозил превратиться в суд линча.

• ...Настало неотвратимое время расплаты, время возмездия.

• ...И снова в порочной круговерти насилия.

• ...Не исключено, что кто-то проявил бы великодушие и остановил бы убийства, но Авдий так и не смог произнести ни слова, и, оставив за собой кровавый след, его потянули к выходу вагона, где произошла последняя схватка.

• ...Авдию Каллистратову потребовалось немало выдержки, чтобы не реагировать на все вопиющие детали, так как он поставил перед собой задачу понять природу этих явлений, затягивающих в свои сети все новых молодых людей.

• ...Он хотел остановить колоссальную машину истребления, разгоняющуюся на просторах моюнкумской саванны...

Выделенное нельзя назвать примером абстрактно-философской лексики, свойственной философскому роману; это скорее стилистический диссонанс, который может указывать на эстетические недостатки. В то же время стилистически уместно использование в диалогах героев лексики, которая была введена Айтматовым в ее структуру, открывающим проблему наркомании и наркоторговли в официальной литературе того времени.

В заключение, можно выделить художественные маркеры (красные флаги) текста в романе Айтматова «Плаха», которые могут быть признаны неудачными:

1. стилистическая несогласованность частей одного произведения;
2. высокопарный, вычурный стиль языковых конструкций;
3. речевые клише;
4. явное морализаторство;
5. предсказуемость сюжетных линий;
6. перегруженность сюжетом и идейными конфликтами.

Как отмечает рецензия на последний роман Айтматова «Когда падают горы» («Вечная невеста»),

«роман можно критиковать за избыточную публицистику и чрезмерное использование мелодраматических эффектов, но мудрый автор умело сбалансировал рассудительные и рискованные с точки зрения хорошего вкуса моменты картинами памирских отрогов и описаниями страстной любви снежных барсов».