И. Бабель “Конармия”. Сказ и сказовые модели повествования

Зарождение сказа

Введение

Художественные достижения бытовых повестей во многом зависят от глубокого погружения в народную речь. Применение сказа и сказовых форм повествования становится важным инструментом для выражения уважения к чужому слову и мировосприятию. Встречаясь с многообразием речевых концепций, проза не может игнорировать возможность впитать языковую стихию, отражая «переселение» и «смешение» языков — от военных приказов и лозунгов до народных митингов, жаргона и возвышенных романтических песен. Это создает контраст между различными языковыми формами: молитвами, революционными частушками и повседневной разговорной речью.

Влияние сказа на повествование

Влияние приложенных слов и критики на авторское повествование иногда приводит к полной замене авторской речи словами героев, формируя тем самым сказ — ключевой элемент жанра. Появляются сказовые новеллы, такие как "Марья-большевичка" А. Неверова, а также произведения И. Э. Бабеля, М. М. Зощенко и других авторов.

Сказ первой половины 1920-х годов передает ощущение, когда «язык и мир молитвы, язык и мир песни, язык и мир труда» выходят из статического состояния. Разнообразные языки пересекаются, создавая сложные отношения, и человек, погруженный в революционный поток, соединяет газетные и митинговые выражения с повседневным разговором.

Роль рассказчика

Сказ не только передает голос героя, но и позволяет автору выразить свое видение характера рассказчика и описываемых событий. Дистанция между автором и героем устанавливается через особую манеру речи рассказчика, которую автор преувеличивает, используя чужие слова. Диалектизмы и жаргонизмы воспринимаются на фоне литературного языка, а взгляд рассказчика — социальный и психологический — влияет на восприятие читателя. Таким образом, формируются разносторонние и многоголосые повествования.

Иногда слово рассказчика ценится само по себе и не требует переоценки, в других случаях остаётся неясной истинная позиция автора, создавая иронический эффект. Это противоречие может исказить восприятие реальности, требуя от читателя концентрации для понимания смыслов. Лицо автора остается скрытым, а его отношение к рассказчику формируется через содержание истории.

Исаак Бабель "Конармия" (1926 г.)

Первоначальная публикация новелл И. Бабеля, связанных с гражданской войной, ознаменовала появление нового писательского таланта. Однако лишь с выходом сборника "Конармия" стали ясны истинные масштабы его замысла: Бабель стремится средствами «малой формы» отразить сложность и противоречивость гражданской войны и ее участников.

На первый взгляд, книга ориентирована на воспроизведение исторического события (поход 1-й Конной армии), что подчеркивается введением реальных исторических персонажей, таких как Ворошилов и Буденный, и точной датировкой «дневниковых» записей. Достоверность усиливается множеством деталей походной жизни, фиксируемых фактическим стилем.

Тем не менее, некоторые непосредственные участники событий, такие как С. М. Буденный, в связи с фактическими несоответствиями, упрекали Бабеля в искажении исторической правды, приняв правдоподобие его изображений за реальность. Важно отметить, что автор не ставил целью точное воспроизведение пути конармейцев. В "Конармии" правдоподобие функционирует как обманчивый фон, на котором ярче проявляется условность художественного мира, созданного Бабелем, его рассказы описываются как "острые, как спирт, и цветистые, как драгоценные камни" (В. П. Полонский).

Кроме того, в "Конармии" наблюдается тенденция к гиперболизации, акцентированию и гротескному сочетанию героического с комическим и трагическим, что добавляет произведению глубину и многозначность.

Стиль и композиция в "Конармии" Исаака Бабеля

Экспрессивный стиль и поэтическая насыщенность каждого элемента, образа и ситуации создают уникальное восприятие, отвлекая от правдоподобия и внося особую глубину в изображение реальности. Это расширяет смысловой диапазон произведения. Восприятие непосредственного воссоздания действительности усложняется отсутствием авторитетного рассказчика и акцентом на множестве субъективных точек зрения, находящихся в диалогическом взаимодействии. Возникает эффект контрастного сочетания различных стилей — от разговорного, насыщенного революционными формами, до утонченного звучания французского литературного стиля, от агитационного языка газет до романтических литературных формул.

Разнообразие стилевых слоев играет важную роль для Бабеля, позволяя всесторонне охватить сложное и противоречивое явление революции, избегая однобокости и предоставляя объемную картину сил, участвующих в этих событиях.

Названия как зеркала внутреннего мира

О намерении автора сосредоточить повествование на взгляде свидетеля и участника событий свидетельствует множество названий рассказов: 

• "Смерть Долгушова",
• "Комбриг два",
• "Начальник конзапаса",
• "Эскадронный Трунов",
• "Конкин", "Прищепа",
• "Пан Аполек",
• "Гедали",
• "Афонька Бида"
• и другие. 

Даже когда название подразумевает рассказ о месте действия ("Берестечко", "Костел в Повограде", "Путь в Броды") или о событии ("Измена"), внимание все равно сосредотачивается на изображении человека. Динамика повествования не затмевает мотивов, управляющих поступками персонажей, и не мешает проницательному взгляду на их внутреннее состояние.

Участие персонажей "Конармии" в событиях дает им право на собственное "слово". Письма конармейцев домой, в редакцию, к товарищам ("Письмо", "Соль", "Продолжение истории одной лошади", "Измена", "Солнце Италии" и т.д.), их заявления и объяснения с официальными лицами, донесения ("История одной лошади", "Измена"), автобиографические рассказы ("Жизнеописание Павличенки", "Конкин", "Вдова") и диалоги, прослаивающие большинство событий, формируют два уровня изображения — реальность и ее отражение в сознании конармейцев.

Конфликты персонажей

Композиционное единство цикла создается за счет введения рассказчика — Лютова, кандидата прав Петербургского университета и интеллигентного "очкарика", попавшего на фронт гражданской войны. Роль этого героя весьма значима: он участвует в большинстве эпизодов, диалогов и ситуаций. Конфликт Лютова с конармейцами позволяет Бабелю отразить общественное сознание той эпохи, полное острых противоречий между многовековыми нормами и революционной реальностью.

Ситуация, в которую попадает Лютов, представляет собой столкновение романтики с суровой реальностью встречи участников революции, стремящихся изменить действительность согласно законам справедливости. Эта встреча особенно ярко проявляется в его взаимодействии с персонажами, такими как Афонька Бида и Сашка Коняев.

Столкновение миров

Конармия не слишком приветствует "очкарика". Например, Савицкий, "начдив шесть", с издевкой комментирует его:

...и очки на носу. Какой паршивенький!.. Шлют вас, не спросись, а тут режут за очки…

Конармейцы высмеивают его:

Молодой парень с льняным висячим волосом и прекрасным рязанским лицом... повернулся ко мне задом и стал издавать постыдные звуки.

Попадая в необычную для себя среду, Лютов пытается слиться с ней, преодолевая барьер отчуждения и непонимания. Эпизод, в котором он "убивает" гуся, становится символом его стремления стать таким же простым, как конармейцы, и быть равным среди них. Однако Лютов никогда не сможет принять ни строгость большевика Галина, ни примитивность Афоньки Биды. Его желание избавиться от социального одиночества доводит его до игры в роли, которые ему глубоко чужды — то роли Гали-пы в разговоре с Гедали, то роли Афоньки Биды в "Моем первом гусе". Противоречивость его положений влечет за собой поражение, что становится ярким мотивом почти каждой новеллы цикла.

Речевые особенности

В "Конармии" Бабель воспроизводит романтическое восприятие личности, стремящейся преодолеть социальное одиночество и создавшей собственный миф о народе, оказавшейся в окружении реальных участников революции. Эта личность осознает, что появление масс на исторической сцене обусловлено атмосферой насилия и разрушением старых норм, обычаев и традиционных ценностей.

В XIX веке народная речь служила "специфической локальной сферой", чаще всего лишь средством для изображения жизни и сознания крестьян или рабочего класса, а не как форма художественного выражения жизни в ее целостности. Тем не менее, в произведениях Горького, Есенина, Неверова, Зощенко, Шолохова, Платонова, Твардовского и других авторов той эпохи речь народа становится основой и почвой для художественной речи в целом. Она становится фундаментом не только для отображения диалогов и характеристик простых людей (в несобственно-прямых оборотах и т.д.), но и для всех способов авторского самовыражения.