Характерные черты литературного развития в последней трети XIX столетия

Эволюция художественных направлений и международное признание

Понятие "конец века" относительно истории русской классики условно: во-первых, оно не столько связано с точной хронологией последних десятилетий столетия, сколько представляет собой временной срез, в котором отчетливо видны устойчивые литературные закономерности — прежде всего между 1860-ми и 1890-ми годами. При этом влияние литературы этих лет заметно перешагивает границу XIX столетия, затрагивая события и в начале XX века.

Неповторимость последней трети XIX века обусловлена сложным переплетением культурных явлений. В первую очередь выделяется поразительная интенсивность развития литературного процесса, проявившаяся в двух крупнейших подъемах творческой активности. Первый произошёл в начале века: А. С. Пушкин воплотил собой переход всей русской литературы в новое качество, соединившие в собственном творчестве все лучшие черты и тенденции прошлого. Второй мощный подъём — финал XIX века, время, ознаменованное активностью и взаимодействием трех лидеров русской литературы: Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского и А. П. Чехова. Невероятная плотность художественной энергии и внутренний динамизм определили высший расцвет литературного самосознания России в этот период.

Благодаря этим факторам в рассматриваемый период русская литература впервые достигла истинного международного признания. Страна, которую на Западе зачастую описывали как «полудикое» и «отсталое» государство, теперь выступала законодателем вкуса и духовности для мировой литературной элиты. Именно в конце XIX века прокатилась волна признания заслуг Толстого и Достоевского, позже к ним присоединился и Чехов — благодаря его вкладу в обновление жанра прозы и драматургии.

В прежние годы тексты отечественных писателей иногда получали благожелательный отклик в Европе (пример — тургеневское наследие), но столь глубокого и всеохватного восхищения русской словесностью, как в эпоху Чехова, Толстого и Достоевского, ранее не наблюдалось. Не случайно в феврале 1886 года французские журналы уже подчеркивали изменившееся отношение европейцев к «русской школе»: теперь уже светский собеседник при встрече обязательно вспоминал: 

Знаете этих русских?, 

а за ним следовало: 

Толстой! 

— его тут же дополнял другой голос: 

Достоевский! 

Новое восприятие великих русских прозаиков определило мировую роль русской культуры на многие десятилетия. Толстой по завершении работы над «Анной Карениной» готовился к новому роману — «Воскресение», одновременно поддерживая традиции, заложенные Пушкиным и усиленные всей когортой классических авторов предыдущих эпох.

Культурное наследие, эксперименты и внутренние противоречия

Совершения конца XIX столетия стали итогом кропотливого труда многих поколений отечественных литераторов. Еще при жизни Александра Сергеевича Пушкина Николай Гоголь предсказал, что именно Пушкин воплотил в себе архетип будущего «русского человека». Пророчество сбылось спустя три десятилетия, когда в культурном пространстве появляется «Война и мир» Льва Толстого — произведение, определившее новый вектор всей национальной литературы, вобравшей в себя творческие достижения всего предыдущего столетия. Не менее показательно, что все крупнейшие русские писатели считали себя продолжателями Пушкинской школы: так, формируется единое творческое наследие, органически связанное с предшествующими традициями.

Уникальным является и единение разнообразных авторских индивидуальностей в едином процессе. Например, в 1862 году на страницах единого номера «Русского вестника» соседствовали роман Фёдора Достоевского «Преступление и наказание» и начальные главы будущего «Войны и мира» Толстого. За несколько лет до этого, еще в 1850-х, в журнале «Современник» по соглашению печатались произведения Тургенева, Островского, Гончарова, Некрасова, а вскоре к ним примкнул и Толстой. Позже, уже на рубеже веков, в «Северном вестнике» публиковались тексты столь разных мастеров, как Чехов, Короленко, вновь Тургенев и Толстой.

К особенностям развития второй половины и конца столетия относится и вертикальный срез литературного процесса: неожиданные пересечения значимых тем и смыслов в текстах совершенно разноплановых авторов. В начале 1860-х появляются остросоциальные «антинигилистические» романы («Некуда», «На ножах», «Взбаламученное море»), а почти одновременно — трагические повести и драмы, в том числе «Царь Фёдор Иоаннович» Толстого и «Идиот» Достоевского. В середине 1870-х Некрасов работал над последним лирическим циклом «Последние песни», Толстой одновременно создавал «Анну Каренину» — зная обречённость любимой героини.

В этот период в литературе отчетливо доминировал реалистический метод, но сама категория реализма трактовалась очень широко. Строгое следование «жизненной правде» считалось главным художественным принципом, а любое, даже минимальное отклонение порицалось. Именно поэтому Лев Толстой однажды заметил, что искусство способно быть объективным даже больше, чем наука, потому что в последней можно бесконечно уточнять и строить иерархии истин, а в художественном произведении возможно только абсолютное соответствие или его полное отсутствие.

Однако строгость и верность копированию жизни не препятствовали эксперименту и отваге писателей. В текстах конца XIX века появляются такие оригинальные приемы, как нарушение привычных пропорций (одно событие получает масштаб эпопеи), противопоставление авторской позиции мировосприятию героя, необычные повествовательные разрывы и стилистические смещения. Часто драматично обостряется конфликт между традициями жанра и авторской интонацией; кажется, что автор, обладая «творческой властью», непосредственно вмешивается в ход повествования, открыто обращаясь к читателю — подобные ходы особенно значимы для Достоевского и Толстого.

По сути, все это подчеркивает особое развитие свободы творчества — «право художника выбирать вдохновение», как говорил Достоевский. Подобная позиция позволяла искать новые формы и актуальные темы, расширяя границы искусства и смыслового опыта.

Одна из стержневых черт литературного процесса рассматриваемой эпохи — безусловный культ духовности. В конце XIX века писатели стремились не только правдиво отражать события, но и исследовать «тайны внутреннего мира» человека. Как подчеркивал Лев Толстой, «искусство — это микроскоп, наводимый автором на самые потаённые глубины собственной натуры». Соответственно, высшими критериями художественной состоятельности становились сила идей, интеллектуальная сложность и мастерство воплощения философских концепций, что отчетливо видно на примере творчества Толстого, Достоевского и Чехова.

При этом вновь утверждавшаяся художественная мера была недостижима для других направлений литературы периода: ни «демократическая беллетристика» (авторы вроде Успенского или Помяловского), ни народнические произведения, ни остросоциальные драмы современности (например, Боборыкина или Крылова) не получили сопоставимого эстетического статуса. Из них до нас дошли лишь отдельные тексты, которые сегодня расцениваются скорее как примечательные документы ушедшей эпохи — например, очерки Гаршина, рассказчики Мамина-Сибиряка.

Кризис, итог и преобразование литературной традиции

Еще одна особая характеристика рубежа XIX и XX веков — трагизм и драматизм эпохи. Подъём литературы, совпавший с созданием величайших произведений, пришёл также на период ухода крупнейших её представителей. Тургенев, ощущая приближение конца, обратился к миниатюрам; Достоевский, на пике популярности, создавал «Братьев Карамазовых» и писал культовую речь о Пушкине, а Чехов, ставивший мировые рекорды по популярности в обоих жанрах, ушёл из жизни очень рано, не достигнув и пятидесяти лет.

Итак, невиданный расцвет художественной мысли был омрачён значительными потерями. Конец девятнадцатого века не только завершил эпоху: с уходом её главных создателей началась новая историко-литературная ступень, определившая развитие русской прозы и поэзии в двадцатом столетии.