Уголовный закон: понятие, значение

Понятие и значение уголовного закона

Разница между уголовным законом и другими видами законов заключается именно в содержании правовых норм. Он определяет основания, а также принципы уголовной ответственности, какие общественно опасные действия считаются преступлениями, и какое наказание предусматривается за них. В уголовном законе также регламентируются основания освобождения от уголовной ответственности и наказания.

Согласно Конституции РФ (статья 71) и Федеративному договору от 31 марта 1992-го г., посвященному разграничению предметов ведения и полномочий между федеральными органами госвласти России и органами власти суверенных республик в составе России, принятие уголовного закона относят к ведению федеральных органов госвласти России. Уголовный закон Российской Федерации кодифицирован, главным признается Уголовный кодекс России, принятый ГосДумой 24 мая 1996-го г., одобренный Советом Федерации 5 июня 1996-го г., подписанный Президентом России 13 июня 1996-го г. и вступивший в юридическую силу 1 января 1997-го г. (до этого действовал УК РСФСР от 1960-го г.). Согласно части 1 статьи 1 УК России новое законодательство, предусматривающее уголовную ответственность, подлежит включению в УК России.

Порой подобный подход к кодификации уголовных норм права разделяется и в отечественной уголовно-правовой дисциплине. Но подразумевается, что не нужно избегать опыта, накопленного в этом плане отечественным уголовным правом, и его стабильной правотворческой тенденции, которая выражается в полнейшей кодификации уголовно-правовых норм (бывшие союзные республики). Продолжение данного обычая сохраняет определенные гарантии законности в осуществлении правосудия по уголовным делам.

Источники уголовного права

Признание Конституции России (1993-й г.) требовало ответа на следующий вопрос: нормы международного права выступают ли источником уголовного права в РФ, то есть возможно ли содержание оснований уголовной ответственности и наказуемости соответствующих деяний не только лишь в уголовном законе, а также в нормах МП? В последние годы проблема стала традиционной, однако ее теоретический и практический аспекты нуждаются в серьезном осмыслении. И, первым делом, это решение (исключительно в юридическом плане) вопроса о границах нормативного влияния Конституции России на уголовное законодательство, формулировку и особенно истолкование уголовно-правовых запретов. Это тесно связано с установлением источников уголовного права. В теоретических аспектах уголовного права по такому поводу есть 2 непримиримые позиции:

1. Как считают одни, уголовный закон – это единственный источник уголовного права. Причем сторонники такой точки зрения приводят в пример часть 1 статьи 1 УК России о том, что уголовное законодательство России включает настоящий Кодекс, и часть 1 статьи 3 УК России о том, что преступность деяния с его наказуемостью и иными уголовно-правовыми последствиями основывается только лишь на настоящем Кодексе.
2. А кто-то скажет, для чего и о чем спорить, если в самом УК России в перечисленных статьях данный вопрос решается довольно категорически (законодатель употребляет даже слово «только»)! Но нормативно-юридическая нестыковка заключается в том, что часть 2 статьи 1 УК России содержит смысл: Настоящий Кодекс базируется на Конституции России и общепринятых принципах и нормах МП. По этой причине с приведенным мнением о полнейшей автономности уголовно-правовых запретов (существуют исключительно в уголовном законодательстве) в теории уголовного права бытует по этому поводу и другая позиция, которая расширяет круг источников уголовного права и включает в них также и нормы российской Конституции.

Как бы то ни было, но противоречие между перечисленными формулировками УК России требует юридического расшифрования соотношения понятия «только» (законодатель употребил его в статье 3 УК России) и понятия «основывается» (статья 1 УК России). Возможность противоречия между нормой Конституции России и нормой УК России предусматривается в самой же Конституции России. В части 1 статьи 15 Конституции России говорится, что Конституция России обладает высшей юридической силой, прямым действием и применяется по всей территории российского государства. Законы и другие нормативно-правовые акты, которые принимаются в стране, не вправе противоречить Конституции России. Конечно, это в полном объеме касается и норм уголовного права. Данный вопрос может приобрести чисто практическую значимость (даже в процессе решения определенного уголовного дела).

Все эти аргументы приведены в пользу мнения, расширяющего круг источников уголовного права. По этой причине слово «только» в части 1 статьи 3 УК России следует непременно толковать, учитывая требования части 1 статьи 15 Конституции России.

Устранение противоречий между нормами уголовного права и Конституцией РФ

Ситуации столкновения уголовно-правовых норм (уголовно-процессуального права) с нормами Конституции России возникают нередко. Поэтому Пленумом Верховного Суда России даже разработан механизм нахождения и устранения подобных противоречий. Таким образом, согласно постановлению Пленума Верховного Суда России от 31 октября 1995-го г., суд при разрешении дела (в т. ч. и уголовного) применяет непосредственно нормы российской Конституции, даже если он убежден, что федеральный закон (к примеру, нормы УК России) противоречит существующим положениям Конституции России. Если у суда существуют сомнения, соответствует ли Конституции России примененный либо подлежащий применению по определенному делу закон, тогда необходимо руководствоваться положениями части 4 статьи 125 Конституции России и обратиться в Конституционный Суд России с запросом о конституционности данного закона. Подобный запрос может сделать суд I, апелляционной, кассационной либо надзорной инстанций на любом этапе рассмотрения дела. В виду обращения в Конституционный Суд России производство по делу либо исполнение принятого решения останавливается до тех пор, пока не появится решение по запросу в Конституционном Суде России, что должно быть отмечено в вышеназванном постановлении суда.

Таким образом, Президиум Верховного Суда России приговор судебного органа и определение кассационной инстанции по делу гражданина, [осужденного по части 1 статьи 198 УК России за осуществление предпринимательской деятельности без образования юрлица (торговая закупочная деятельность, консультирование по упрощенной системе налогообложения) в нарушение Федерального закона от 29 декабря 1995-го г. (касаемо упрощенной системы налогообложения, учета и отчетности для малых предпринимателей) не представил в налоговую расчеты, связанные с налогом с продаж и не уплатил налог с продаж в соответствии с законом субъекта Федерации], отменил уголовное дело по отношению к нему и прекратил дело по причине отсутствия в действиях состава преступления. Причем Президиум Верховного Суда России сослался на Постановление Конституционного Суда России от 19 июня 2003-го г. (касаемо дела о проверке конституционности положений федерального закона и закона субъектов России, которые регулируют налогообложение субъектов малого предпринимательства – ИП, работающих по упрощенной системе налогообложению, учету и отчетности, по причине жалоб ряда граждан), не соответствующими российской Конституции статьи приведенного Федерального закона, не освобождавшие ИП, работающих по упрощенной системе налогообложения, учету и отчетности, от уплаты НДС и налога с продаж. А потому использование в уголовном деле законодательства, не соответствующего российской Конституции, в силу пункта 1 части 4 статьи 413 УПК России является новым обстоятельством, вследствие которого возобновляется производство по делу и отменяются предыдущие судебные решения.

Два кратких пояснения по судебному решению:

1. Признанные не соответствующими Конституции РФ статьи Федерального закона, посвященного упрощенной системе налогообложения, учету и отчетности для малых предпринимателей, в виду бланкетности статьи 198 УК России выступали составляющими частями этого уголовно-правового запрета и, значит, их положения включались в основания уголовной ответственности за содеянное налоговое преступление.
2. Решение Президиума Верховного Суда России следует учитывать также при рассмотрении любых других уголовных дел, которые связаны с использованием иных законов, по мнению Конституционного Суда России, не соответствующими российской Конституции.

Смертная казнь, как высшая мера наказания

Приведем последний аргумент в пользу расширения источников уголовного права, учитывая нормы Конституции России. Согласно статьи 59 УК России смертную казнь в качестве исключительной меры наказания можно назначить лишь за преступления особой тяжести, посягающие на жизнь. Особенная часть УК России смертную казнь предусматривает за преступления из:

• части 2 статьи 105 (за убийство при тяжелых обстоятельствах);
• статьи 277 (за посягательство на жизнь общественного либо гос. деятеля);
• статьи 295 (за посягательство на жизнь личности, осуществляющей правосудие либо предварительное расследование);
• статьи 317 (за посягательство на жизнь работника правоохранительных органов);
• статьи 357 (за геноцид).

Все это является разновидностью преступлений особой степени тяжести, посягающие на жизнь. Необходимо отметить, что это нормы УК России, которые не отменяются иным федеральным законом. Поэтому Указ Президента России от 16 мая 1996-го г. (касаемо поэтапного сокращения применения смертной казни вследствие вхождения РФ в Совет Европы) о введении моратория на использование смертной казни по причине принятия Россией обязательств отказаться от смертной казни после вступления в европейский совет является в действительности правильным, однако недостаточно легитимным.

Для осуществления этой президентской инициативы требовалось другое правовое решение (ведь разработанный по инициативе Президента России проект Федерального закона касаемо введения моратория на реализацию уголовного наказания в форме смертной казни не приняли, но и формально не отклонили в Государственной Думе Совета Федерации России). Выход нашли, решение принял Конституционный Суд России. На самом деле согласно части 2 статьи 20 Конституции России наказание в форме смертной казни можно назначить лишь в случае предоставления обвиняемому права рассмотреть дело в суде при участии присяжных заседателей. Конституционным Судом России было указано в собственном Постановлении от 02 февраля 1999-го г. (касаемо дела о соответствии Конституции положениям из статьи 41 и части 3 статьи 42 УПК РСФСР, пунктов 1 и 2 Постановления ВС России от 16 июля 1993-го г. касаемо порядка вступления в юридическую силу Закона России; внесения изменений и дополнений в законодательство РСФСР; судоустройства РСФСР, Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, Уголовного кодекса РСФСР и Кодекса РСФСР об административных правовых нарушениях вследствие запроса Московского городского судебного органа и жалоб ряда граждан), что до вступления в юридическую силу соответствующего федерального закона, обеспечивающего по всему государству каждому обвиняемому в совершении преступления, за которое федеральным законодательством в качестве высшей меры наказания устанавливается смертная казнь, право рассматривать дела при участии присяжных заседателей, наказание в форме смертной казни невозможно вне зависимости от того, подлежит рассмотрению дело с участием присяжных заседателей, либо коллегией в составе 3-х профессиональных судей, либо судебным органом в составе судьи и 2-х народных заседателей.

В данном решении на поверхности также лежит ответ на вопрос, что понимается под формулировкой части 1 статьи 3 УК России: преступность деяния с наказанием и другие уголовно-правовые последствия устанавливаются исключительно действующим Кодексом. Совсем не исключительно УК России, но и также соответствующими нормами российской Конституции. В данной ситуации вопрос об использовании смертной казни решался, исходя не столько и статьи 59 УК России, сколько статьи 20 Конституции России. Осуществление требования приведенной конституционной нормы, в частности, наличие суда присяжных во всех федеративных субъектах, могло бы перевести статью 59 УК России из «мертвой» в действующую.

В 2009-м г. Конституционный Суд России снова вернулся к проблеме о возможности назначения наказания в форме смертной казни (инициатором был Верховный Суд России). По причине того, что с 1 января 2010-го г. в Чеченской Республике (единственный субъект Федерации, где не было судов присяжных) подобные судебные структуры должны были начать работать, Верховный Суд России попросил разъяснить вышеуказанное предписание Постановления Конституционного Суда от 02 февраля 1999-го г., так как Верховный Суд считал, что оно возможно породит противоречивую правовую практику по поводу назначения наказания в форме смертной казни после начала функционирования судов при участии присяжных заседателей по всему российскому государству (прекращается ли в этой ситуации запрет на смертную казнь и возвращается ли в работу в полном объеме статья 59 УК России). Конституционный Суд России в собственном Определении от 19 ноября 2009-го г. постановил, что положения из пункта 5 резолютивной части Постановления Конституционного Суда России от 02 февраля 1999-го г. в системе настоящего нормативно-правового регулирования, на основании которого в конце концов сформировались стабильные гарантии человеческого права не подвергаться смертной казни, и сложился конституционный режим, в коих рамках с учетом международной тенденции и обязательств, возложенных на Российскую Федерацию, имеет место необратимый процесс, нацеленный на отмену смертной казни в качестве исключительной меры наказания с временным характером и допускаемой исключительно во время переходного периода, то есть на осуществление цели, утвержденной статьей 20 (часть 2) Конституции России, означают, что реализация этого Постановления в части (касаемо введения суда при участии присяжных заседателей по всему российскому государству) не дает возможности прибегать к смертной казни, в т.ч. по обвинительному приговору, вынесенному даже вердиктом присяжных заседателей.

Вышеуказанное решение Конституционного Суда России содержит безупречный (с правовой позиции) аргумент принятого им решения. Каждый довод в пользу принятия данного решения вполне убедителен. Остается только назвать главный из них – международные правовые обязательства, которые Российская Федерация взяла на себя. Причем Конституционный Суд России акцентировал внимание на то, что нератифицированность подписанного Россией Протокола № 6 к Конвенции по поводу защиты прав человека и ключевых свобод об отмене смертной казни в спокойное время не противостоит признанию его значимым элементом в правовом регулировании права на жизнь. Конституционный Суд указал, что Россия связана с требованием статьи 18 Венской конвенции о правах международных договоров не осуществлять никаких действий, которые лишили бы заключенный ею Протокол № 6 объекта и целей до того, пока она в официальном порядке не выразит личное намерение не быть его участницей, что совершение обязательства не лишать Протокол № 6 (в качестве подписанного, но не ратифицированного международного договора) его объекта и целей становится полностью прерогативой государства, и что вердикты судов со смертными приговорами (и тем более приведение их в действие) могло бы стать нарушением РФ своих обязательств в соответствии со статьей 18 Венской конвенции о правах международных договоров относительно к Протоколу № 6.

Если вернуться к первоначальному тезису об источниках уголовного права, то можно снова говорить, что решения Конституционного Суда РФ могут и уже даже стали источником уголовного права и способны вносить корректировки в термин уголовного законодательства о преступности и наказании деяний. И противоречить этому в связи с приведенным решением Конституционного Суда РФ о смертной казни, как нам кажется, невозможно. Действительно, в УК России существует статья 59, которая предусматривает возможность использования смертной казни. Однако это действительно (на сегодняшнее время) только «на бумаге», поскольку Конституционный Суд и по факту, и формально (в юридическом смысле) упростил смертную казнь в качестве уголовного наказания.

Естественно, преступность содеянного, его наказание и прочие уголовно-правовые последствия определены исключительно в УК России (части 1 статьи 3). Однако лишь, когда его нормы основаны на Конституции России (часть 2 статьи 1 УК России), то бишь расширение источников уголовного права благодаря конституционным нормам следует из самого же уголовного законодательства. И ни капли обиды в связи с таким расширением для уголовного закона нет. Таким образом, соблюдается принцип верховенства Конституции России перед остальными внутренними законами и нормативно-правовыми актами (выражен в части 1 статьи 15 Конституции России).

Уголовное право и нормы международного права

Бытуют неоднозначные мнения в теории уголовного права также и по вопросу признания международно-правовых норм источником российского уголовного права. Одна категория юристов дает категорически отрицательный ответ на этот счет, другие же допускают признание международно-правовых норм источниками уголовного права.

Первое мнение (также и в случае с отрицанием Конституции России, как источника уголовного права) ссылается на часть 1 статьи 1 и часть 1 статьи 3 УК России. И если полагаться исключительно на эти нормы УК России, тогда ответ на поставленный вопрос однозначный, и при таком раскладе не остается места для оспаривания.

Но снова вернемся к Конституции России. А именно вспомним о правиле, которое провозглашено в части 4 статьи 15 о том, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры России являются составным элементом правовой системы. В случае если международный договор РФ устанавливает другие правила (не такие как в законодательстве), тогда применяют правила международного договора. Данной норме Конституции соответствует также положение части 2 статьи 1 УК России о том, что кодекс основан не только лишь на Конституции России, но и на общепринятых принципах и международно-правовых нормах .

Сущность приведенных международно-правовых принципов и норм раскрывается, в том числе в документах Общества Объединенных Наций (OHH), а также специализированных учреждений. Лица, работающие в сфере уголовного права, осуществляя проверку соответствия конкретных уголовно-правовых запретов общепринятым принципам и нормам международного права больше всего обращают внимание (и в особенности касаемо охраны прав и свобод личности) на принципы и нормы из международных пактов, конвенций (в т. ч. во Всеобщей декларации прав человека от 1948-го г., Международном пакте о гражданских и политических правах 1996-го г., Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950-го г.) и международных договоров России. Согласно пункту 3 статьи 5 из Федерального закона от 15 июля 1995-го г., посвященного международным договорам России, положения публичных международных договоров России, которые не требуют издания внутригосударственных актов для их использования, функционируют в России непосредственно. В других ситуациях совместно с международным договором России применяют также соответствующий внутригосударственный нормативно-правовой акт, действующий для реализации положений приведенного международного договора.

Поэтому нормы международного права, в которых предусмотрены признаки составов деяний, суды России должны применять тогда, когда норма УК России напрямую устанавливает нужду использования международного договора России.

Примечательно, что подобные ситуации очевидной бланкетности, когда о ссылке на нормы международного права напрямую говорится в тексте диспозиции уголовного законодательства, довольно редкие (к ним, кроме приведенной статьи 355 УК России, можно, прежде всего, отнести диспозиции статьи 356 и 360 Особенной части и части 3, 4 статьи 11, части 2 и 3 статьи 12, а также части 2 статьи 13 Общей части УК России).

Зачастую законодатель прибегает к скрытой бланкетности в качестве приема законодательной техники в процессе конструирования норм уголовного кодекса. В общем-то, это происходит, когда возникновение соответствующего уголовно-правового запрета становится осуществлением законодателем обязанности постановить конкретный уголовно-правовой запрет, следующий из международного договора/конвенции, заключенного Россией (включая и договоры при Советском Союзе, но вследствие правопреемства данная обязанность возложена на Российскую Федерацию). Это может также относиться и к общеуголовным преступлениям.

При явной, так и неявной бланкетности уголовно-правовых предписаний, со ссылкой на нормы международного права существуют резервы для улучшения настоящего УК России в сторону большего учета международно-правовых норм в процессе конструирования конкретных уголовно-правовых предписаний. Конечно, первоочередной в этом плане задачей перед отечественным законодателем является совершенствование норм УК России с прямой ссылкой к международному договору России в качестве условия определения преступности и наказания соответствующих преступлений.

Необходимо отметить и следующее. Правоприменительная практика в уголовно-правовой области выглядит таким образом, что приоритет принципов и международно-правовых норм в отношении внутригосударственных норм уголовного права может быть и не абсолютной (безусловной). И суть тут даже не в пренебрежении международно-правовыми принципами и нормами, а в юридической технике конкретных конвенций в борьбе с отдельными преступлениями. Получается, что нормы международно-правовых конвенций, как правило, не имеют санкций, потому они могут осуществляться лишь в случаях, когда нормы о соответствующих преступлениях (зачастую международного характера) перешли в нормы внутригосударственного уголовного права. В тех ситуациях, когда это не сделано, никто не привлекается к уголовной ответственности и не осуждается за содеянное действие, не предусмотренное внутригосударственным уголовным законом, даже если оно предусматривается в международно-правовых нормах. Имеет значение, по нашему мнению, и резерв правоприменения в сфере правосудия по уголовным делам с конституционной основой охраны прав и свобод личности.

Уголовное право во взаимосвязи с другими отраслями права

Правоприменительное разрешение вопроса касаемо источников уголовного права не исчерпывается лишь проблемой международно-правовых конституционных норм. При этом надо учитывать и нормы остальных (не уголовного) видов права с целью определения преступности содеянного и его наказания. Надо сказать, что возможность признания норм остальных отраслей права источником уголовного права не идет вразрез с принципом самостоятельности уголовно-правового запрета, который установлен в части 1 статьи 1 и части 1 статьи 3 УК России. Тут имеют значение особенности техники уголовного законодательства, включающего в сущность уголовно-правовой нормы также нормы остальных отраслей права. Мы говорим о так называемых бланкетных диспозициях статей из Особенной части УК России, непосредственно в тексте не определяющих каких-либо признаков преступного деяния, а направляющих к иным законам и нормативно-правовым актам другого права (административный, гражданский и т.д.).

Естественно, сами по себе данные правила не становятся уголовно-правовым запретом (уголовным законом), но, будучи вхожими в диспозицию уголовного закона, преобразуются в частицу уголовно-правовой «материи». И перемены в этих правилах могут влечь за собой изменение и содержание нормы уголовного права. Такие перемены происходят без замены буквы уголовного закона, в этом и состоит ценность бланкетного метода формулировки уголовного закона, который обеспечивает стабильность последнего (иначе, приходилось бы в уголовный закон постоянно вносить поправки из-за изменения нормативно-правовых актов из других отраслей права).

Это были преимущества «проникновения» норм из других отраслей права в уголовное. При этом приведенная специфика бланкетных диспозиций может вызывать и создавать немалые затруднения для правоприменителя при квалификации преступлений. Мы не просто так назвали пример со статьей 264 УК России классической иллюстрацией выражения уголовно-правового запрета бланкетным методом. В подобных ситуациях говорят об «открытой» бланкетности, когда законотворец при формулировке нормы уголовного права непосредственно называет нарушение нормативного акта иной отрасли права условием уголовного наказания преступления. Но есть и случаи скрытой бланкетности, когда в тексте уголовного закона отсутствует прямая ссылка к нормативным актам иной отрасли права, однако она (данная ссылка) имеется в виду. Это те ситуации, когда уголовно-правовой запрет соприкасается с запретом норм из другой правовой отрасли, и выявить нижнюю границу уголовно-правового запрета нельзя без выявления верхней границы запрета иной отрасли нрава.

Разумеется, что данная норма административного права напрямую влияет и на условие уголовного наказания перечисленных видов хищения имущества. Сразу видна своеобразная неявная бланкетность нормы уголовного права: установление уголовной наказуемости деяния, исходя исключительно из нормы административного права.

Бланкетность уголовного законодательства предусматривает отсылку к нормам уголовного права, а также нормам МП, и последние, входящие в диспозицию уголовного закона, тоже становятся источником уголовного права. Они превращаются в соответствующие правовые предписания, элемент (составную часть) диспозиции уголовного закона. И эта бланкетность, как и в ситуации с нормами иных отраслей права, может выступать явной и неявной. Первая, к примеру, следует из части 1 статьи 355 УК России (о разработке, производстве, накоплению, приобретению или сбыту химического, биологического, токсинного и другого вида оружия массового поражения, которое запрещено в международном договоре России ...).

В соответствии со статьей 8 УК России уголовную ответственность несет лишь лицо, совершившее деяние, в котором содержатся все признаки состава преступления, предусматриваемые УК России. Поэтому уголовный закон выступает незыблемым основанием для воплощения правосудия по уголовным делам. Согласно статье 118 Конституции России правосудие осуществляет только суд. А в соответствии со статьей 49 Конституции России виновность лица в содеянии преступления устанавливается лишь вступившим в юридическую силу судебным приговором. Причем в воплощении уголовного закона важную роль играет следователь, орган дознания и прокурор.

Работа данных органов и должностных лиц прямо связана с использованием уголовного законодательства. Дознание и предварительное следствие по совершенным преступлениям не может не основываться на уголовно-правовых нормах, поскольку установление круга общественно-опасных деяний/преступлений, определение уголовной ответственности и пунктов освобождения от нее является прерогативой исключительно уголовного закона. Потому уголовный закон – это краеугольный камень в данной деятельности.